Длинная светлая дорожка, внезапно возникшая на темной воде, напомнила мне о том, что, наверное, так души восходят к Богу. Однако в следующую минуту я поняла, что все еще жива, а таинственный свет шел от фонаря, которым светили с маленькой яхты, идущей мне навстречу.
Я отчаянно закричала, пытаясь привлечь к себе внимание, и, избавившись от сковывающей движения юбки, попыталась плыть. Слава Богу, говорила себя я, что на свете существуют еще влюбленные, которые катаются ночью по заливу.
— Хватайся, Горностаева, — услышала я вдруг голос Скрипки. — Я знал историю про одну придурковатую журналистку, которая, не умея плавать, ночью сиганула в Финский залив, — продолжал он, затаскивая меня внутрь.
— Леша, — сказала я, стуча зубами от холода, — это самая лучшая из всех твоих историй. Только ты забыл добавить, что это была хорошая журналистка. — С этими словами я вытащила из кармана куртки чудо японской фототехники.
ДЕЛО О ВОСКРЕСШЕМ МЕРТВЕЦЕ
«Гвичия Зураб Иосифович, 39 лет, корреспондент отдела расследований. Закончил Рязанское высшее военное воздушно-десантное училище, участник боевых действий в Афганистане. После увольнения из ВС в 1996 году работал в частных охранных структурах. Квалифицированный и надежный сотрудник АЖР, настойчив в поиске информации, коммуникабелен, имеет успех у женщин. Женат четвертым браком. В АЖР используется для силовой поддержки в расследованиях, хотя склонен к журналистике. Но качество его текстов пока еще далеко от совершенства…»
Из служебной характеристики
Дым.
Густой удушливый дым разрывая ему легкие. Он прикрыл рот и нос рукой, постарался задержать дыхание.
В затылке, там, где его ударили, саднило. Он чувствовал, что волосы уже слиплись от крови. От души его приложили. Ничего не скажешь…
Дышать!
Он инстинктивно вдохнул. Закашлялся. Перед глазами все поплыло. Предметы в чужой комнате словно зазывали в безумный хоровод.
Так уже было однажды. В одной далекой стране. Их вертолет — «Ми-8» — подбили.
Пилоты смогли сесть. Ребята выпрыгнули.
А он застрял — зацепился подсумками. Салон заволокло дымом, огонь подобрался совсем близко… Тогда его спас капитан. Грузин. Настоящий мужчина.
Где ты, Князь?!
Дышать!
Легкие ныли. Кричали. Молили о толике свежего воздуха. Голова кружилась.
Глаза болезненно слезились.
Натыкаясь на стены, он выбрался из единственной комнаты в прихожую. Нашел дверь. Заперто…
Он не удивился. Так и должно было быть.
Дышать!
Он ткнулся в дверь, навалился всем телом. Но металлическая дверь не шелохнулась.
Дышать!
Еще одна попытка. Бесполезно…
Окно!
Он повернулся. Сквозь дым увидел, что в комнате уже вовсю бушует огонь.
В кухню!
Дышать!
Он не удержался — рискнул вдохнуть.
Закашлялся. В глазах потемнело. Ноги подкосились. Он упал.
Нет! Не так! Не сейчас!
Его жена — Инга — появилась совсем рядом. Протянула ему руку, улыбнулась.
Такая живая в своем подвенечном платье.
Словно и не было автокатастрофы, похорон.
«Инга…» — горячие губы едва шевельнулись. Он потерял сознание. Ушел в небытие.
Когда несколько минут спустя пламя вырвалось в коридор, подобралось совсем близко, как преданная собака, лизнуло ботинок, он уже ничего не почувствовал.
Вместе с Ингой и детьми он шел куда-то по солнечному лугу.
— Князь, тебя!
Голос моего соседа по отделу — Георгия Зудинцева — остановил меня уже в дверях. Через минуту и семь секунд я должен был предстать пред светлые очи моего шефа — Глеба Спозаранника.
Мои прегрешения против журналистики вообще и Агентства в частности были ужасающими. Добавить к ним еще и опоздание значило примерно то же, что самому подписать смертный приговор.
Я схватил трубку:
— Гвичия слушает!
— Товарищ майор, Кирилл Потапов беспокоит. Помните такого еще?
— Помню, — я чуть смягчился. — Конечно, помню, дорогой.
Кирилл — Кир — был в моем взводе в Афганистане. Потом мы вместе работали в службе безопасности «Трансбизнес Лимитед». Я-то оттуда скоро уволился — «не сошлись характерами». Кир остался и, по слухам, дорос до вице-президента по безопасности. Толковый был парень. Лихой и толковый.
— Зураб, радость у меня. Сегодня сын родился. Наследник.
— Поздравляю. — Оставалось еще сорок три секунды.
— Жду вечером. К восьми. Придешь?
— О чем разговор.
— Адрес… — Кир продиктовал. — Очень жду. Наши собираются. Я же обещал.
— До вечера.
Семнадцать секунд.
Я кинул трубку на рычаг и рысцой бросился в соседний кабинет. Но перед дверью помедлил мгновение. Перед кабинетом шефа я всегда робел. Как курсант-салага перед первым прыжком с парашютом. «Готов?» — «Готов!» — «Пошел!»
Нажал ручку и шагнул в кабинет.
— Вы опоздали на двадцать секунд, — приласкал меня Спозаранник уже на входе. — Для вас это обычное дело.
Я замер на пороге.
— Что же вы? — Глеб Егорович поднял на меня свои близорукие глаза. — Присаживайтесь.
Я опустился на краешек стула: Зудинцев называл это положение (к слову, очень неудобное) моей защитной стойкой.
Спозаранник осторожно, двумя пальцами, взял со стола распечатку моего материала.
Это был «финальный аккорд» по квартирным мошенникам.
Началось все с регионально-просветительской организации «Кантата» и тетки нашей секс-дивы Светы Завгородней. За шесть с лишним месяцев мне обрыдли все квартирные мошенники и пострадавшие от них граждане. Само слово «квартира» вызывало близкие к рвотным позывы. Но Спозаранник с завидным упорством (и занудством) давил из меня каждые две недели новую статью. И наконец попросил написать финал «квартирной эпопеи». Радости моей, понятное дело, не было предела.
— Посмотрим, Зураб Иосифович, что можно с этим сделать, — как-то обреченно, с особым вздохом-придыханием сказал Глеб Егорович. — В первом же абзаце у вас…
И понеслась. Понеслась, родимая! Вах!
Дом Кира я нашел без труда: нужно было только выйти на «Петроградской», перейти по подземному переходу Каменноостровский и зайти в первый от Большого проспекта подъезд. Третий этаж.
На лестнице меня встретил хорошо знакомый сладкий и пьянящий запах. Анаша.
Похоже, травку курили где-то на верхних этажах. Судя по запаху — чуть горьковатому, — анаша была не самая кондиционная.
Чего— то туда лишнего намешали. Я встряхнул головой: не моя это проблема. В другой раз умнее будут.
Я нажал кнопку звонка, который отозвался мягкими переливами. Щелкнул замок, и меня, словно щепку горный поток, подхватили волны веселья.
В просторных комнатах квартиры витал сигаретный дым, слышался звон посуды, а музыкальный центр почти на пределе извергал что-то старое и доброе, рок-н-ролльное.
— Майор!
— Князь!
— Зураб!
Кир совершил невозможное. Он действительно собрал почти всех наших — полтора десятка человек. Тех, кто был в моем взводе в Афганистане.
Мы редко собирались все — или без двух-трех человек все. Но еще там, на войне, когда подбили оба вертолета, на котором наш взвод куда-то там перебрасывали, Кир поклялся, что на день рождения сына соберет нас.
И слово свое сдержал.
…Часа через три мы вышли с Киром на кухню — перевести дух.
— Кого нет? — спросил я.
Потапов немного помрачнел, нервно затянулся сигаретой:
— Двоих. Кости Пирогова и Васи Сомова.
— Почему?
— Сомов полгода назад пропал в Псковской области. Ездил на выходные проведать семью — они где-то под Изборском отдыхали, — а до Питера не добрался. Ни его, ни машину так и не нашли.